Японская чайная традиция

«Тяною — это поклонение красоте в сером свете будней».

Сэнно Соэки, знаменитый чайный мастер (1522–1591 гг.)

Японская чайная традиция — чрезвычайно интересная и самобытная, во многом отличная от китайской, но имеющая общие с ней корни — зародилась в VII в. на волне распространения буддизма, но с течением времени и под воздействием национальных особенностей сформировалась в совершенно уникальный культурный феномен.

ЗАРОЖДЕНИЕ ЯПОНСКОГО ЧАЙНОГО РИТУАЛА

Самое раннее упоминание о чае содержится в исторических хрониках эпохи Нара (710–794 гг.).

Император Сёму, объявивший себя «Слугой трёх сокровищ — Будды, закона и буддистской общины», в 729 г. пригласил в свой дворец в Наре для чтения сутры Махапраджня-парамиты сотню монахов, и завершением собрания стало всеобщее чаепитие.
В годы его правления были приняты конфуцианские модели рангов и этикета, китайский календарь, составлены по китайскому образцу придворные хроники, создана сеть торговых дорог. В каждой провинции появились монастыри и храмы кокубундзи, 国分寺, а в столичном Тодай-дзи воздвигнута 16-метровая статуя Будды. И как неотъемлемый элемент монастырского уклада, вслед за проповедью и образованием монашеских общин в Японию пришел и чай.

Поначалу его ввозили из Китая и в немалых объемах, в 798 г. был даже введен чайный налог. Но уже в 805 г. монах Сайтё разбил первый чайный сад при монастыре Энряку-дзи близ Киото, у подножия горы Хиэй, а в 815 г. император Сага издал указ, предписывающий выращивать чайный куст в провинциях, окружающих столицу Хэйан, и урожай ежегодно поставлять ко двору.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЧАЙНОГО РИТУАЛА

Распространение чайного ритуала связано с именем патриарха школы Риндзай, монаха по имени Эйсай. Получив образование в одном из самых влиятельных монастырей японской истории, храме Энряку-дзи (延暦寺), он отправился в Китай, где познакомился с учением школы Линьцзи (по-японски Риндзай) и, вернувшись на родину, стал проповедовать новый для японцев вид религиозной практики. Строго говоря, это было оригинальное осмысление основных идей буддизма, обогащенное элементами других конфессий, специфических психотехник и культурных тенденций. Монахи школы Тэндай объявили его еретиком и добились запрета на его проповеди, однако уже через год он основал в городе Хаката первый в Японии дзэнский монастырь Cёфукудзи.

Из Китая Эйсай привез не только новую конфессию, но и семена чайных кустов, которые были удачно выращены в трех местах, ставших затем культовыми. В 1214 г. он написал «Записки о питии чая для питания жизни», 喫茶養生記, где систематизировал знания о чае, полученные в Китае, и собственные выводы.

«Эликсир, поддерживающий жизнь в конце времен. Рождают его горы и долины, где обитают бессмертные духи. Мы, люди, пьём его, и он продлевает наши жизни» — так начинает Эйсай свое эссе. Среди причин «ослабления» японцев в век «конца Дхармы», Эйсай называет недостаток «горького вкуса», питающего сердце. Чаепитие, как «внешнее искусство», дополняет способы лечения «внутренним искусством» — техниками мудр, молений и медитаций.

Чайное дело Эйсая продолжил его ученик Мëэ (Кобэн, 1173–1232 гг.), монах из храма Такаяма-дэра в местечке Таганоо близ Киото. Согласно преданию, Эйсай подарил своему ученику китайскую чашу с пятью семенами чая, которые тот успешно вырастил. Долгое время чай из сада в Таганоо считался эталоном, получив название хонтя или мото-но тя, истинный чай, и в этом смысле противопоставлялся другим сортам, хитя. С помощью чая Мëэ боролся против «трех отрав» во время медитации: сонливости, рассеянности мыслей и неправильного положения тела. На металлическом котелке монаха были перечислены 10 достоинств чая: отсутствие вреда при регулярном употреблении — божественное покровительство будд — милосердие по отношению к младшим — гармония пяти органов — продление жизни — преодоление демона сна — освобождение от желаний — избавление от болезней — покровительство синтоистских богов — спокойствие и самообладание перед лицом смерти.

Большой вклад в традицию чайного ритуала внес и монах Догэн, который, как и Эйсай, бывал в Китае. В 1247 г. он составил «Эйхэй Синги», «Чистые заповеди монастыря Эйхэй», где впервые упоминается тя-но-ю, «горячий чайный напиток», ритуальное подношение чая Будде перед началом чтения сутры которое со временем стало обозначать классическую японскую чайную церемонию.

Тесная связь дзен-буддизма и чая отражена в знаменитых чаньских гун-ань 公案, более известных под их японским названием коан. Коан — короткая история, наподобие анекдота, цель которой отучить слушателя от дискурсивного мышления, придать импульс мысли в неожиданном направлении и в идеале ненадолго обрести просветление.

Один из самых известных — чайный коан наставника Чжаочжоу (778–897 гг.). Однажды Чжаочжоу спросил монаха, только что прибывшего в монастырь: «Ты был здесь раньше?» Когда тот ответил, что был, наставник сказал: «Иди пить чай!» С аналогичным вопросом наставник обратился к другому монаху, который ответил, что ему не доводилось бывать здесь раньше. Тем не менее, наставник сказал: «Иди пить чай!». Позже, когда настоятель монастыря попросил Чжаочжоу разъяснять, почему обоим монахам был дан одинаковый ответ, тот воскликнул: «Настоятель!» И услышав в ответ «Да, наставник?» — сказал: «Иди пить чай!»

ЧАЙНЫЕ СОСТЯЗАНИЯ

К началу периода Камакура (1185–1333 гг.) чай выращивали уже во многих местах, собственная культура его производства полностью сложилась. Технология была аналогична сунской: чайные листья пропаривали, растирали в пасту и запекали в брикеты. Перед употреблением размалывали в мельчайший порошок, маття, который просеивали, заливали кипятком и взбивали в пену. Такой способ употребления дошел до наших дней в классическом японском чайном действе. Что касается районов, то особенно ценился чай из района Удзи в провинции Ямасиро, а также выращенный в чайных садах Мори, Кавасита, Асахи, Иваи, Окунояма, Умодзи. Чай из Мори и Кавасита поставлялся в императорский дворец.

Хотя официально верховная власть в государстве принадлежала императору, да и двор его сохранял определенное влияние, господствующее положение они утратили — император вынужден был во всем соглашаться с решениями сёгуната. Дух самурайского сословия проник во все сферы общественной жизни Японии, а феодальные междоусобицы никогда не прекращались. Владельцы поместий возводили замки, которые окружали торговые рынки и кварталы ремесленников.

Во время коротких передышек между сражениями воины расслаблялись со вкусом. Одним из светских развлечений были моноавасэ («соответствие вещей их именам») — игры-конкурсы, во время которых требовалось указать автора того или иного стихотворения, картины, правильные названия цветов, ароматических смесей или морских раковин. Предметом таких состязаний становится и чай — по аналогии с китайскими «чайными состязаниями» доу-ча. Во время то-тя гостям предлагалось определить, какая вода (речная, колодезная или вода источника) использовалась для напитка, а также отличить хон-тя, «истинный» чай из Таганоо, среди нескольких хи-тя, «неистинных» чаев.

Состязания приобретали характер азартных игр, ибо победитель, набравший большее количество очков, получал большую сумму денег или удостаивался призов, в разнообразии и оригинальности которых изощрялись устроители — инкрустированные золотом мечи, кимоно, ткани, благовония, сумки из тигриной кожи и др. Перед состязанием подавали блюда из рыбы и птицы со сладкими, кислыми, горьковатым и пикантными фруктами, а также сакэ.

Местом проведения состязаний были павильоны, специально оборудованных для этого на территории замков. Это были шикарные приемы, в течение которых гости также гуляли по тропинкам сада, любуясь «ласкающим взор пейзажем». Трактат «Общение при питии чая» монаха Гэн-э (1269–1350 гг.) описывает состязания, проходившие в двухэтажном строении. Чайная комната располагалась на втором, из окон на все четыре стороны открывался великолепный вид на сад. Внутри комнату украшали картины китайских мастеров, курильницы с благовониями и вазы с цветами, горели свечи. На столике, покрытом золотой парчой, стояли баночки с порошковым чаем различных сортов. На полках западной стены располагались экзотические сладости, у северной стены — ширма, а рядом — доска с подарками. Гости приходили в одеждах из сатина, расшитого парчой, так, что напоминали «тысячу сияющих будд», и рассаживались на скамейки, покрытые шкурами львов и леопардов. Сын хозяина подавал гостям сладости, мальчик-слуга — чайные чашки с измельченным чаем. Затем сын хозяина, держа в левой руке сосуд с горячей водой, а в правой — венчик, готовил каждому участнику состязания чай. Церемония совершалась в строго иерархическом порядке, начиная с наиболее уважаемого гостя.

Наряду с «состязаниями» большое распространение получили «чайные собрания», тякай. К примеру, долгое время популярен был «чай при истечении пота», ринкан-но тя-но ю. Участники садились в большие бочки с горячей водой, фуро, где прогревались, пока с лиц не начинал струиться пот, и пили чай. Атмосфера таких действ также отличалась изысканностью: пар смешивался с ароматом благовоний, бочки были окружены ширмами, потолок павильона украшали цветы, на стенах висели свитки с живописью и каллиграфией.

Среди простых горожан пользовались популярностью трапезы сюхантя, с питьем чая и сакэ, которые буддийские монахи устраивали для неформального общения с мирянами. Во время таких собраний использовали чай уняку тякай, «бег облаков» — недорогой чай, обильно разбавленный кипятком. Чашку чая можно было выпить и у городских ворот, неподалеку от буддийского или синтоистского храма — по принципу иппуку-иссэн, «один глоток — одна монетка».

ЧАЕПИТИЯ В ГОСТИНОЙ

В XV веке в домах обеспеченных мирян, которые до этого функционально использовались только как спальни, появились ниши-токонома, 床の間, обязательный элемент монашеской кельи, куда помещали свитки с изречениями мудрецов, поэзией или живописью, а также цветочные композиции. Таким образом, появляется «чаепитие в гостиной», сëин-но тя.

В 1473 г. политический кризис заставил сëгуна Асикага Ёсимаса отказаться от власти в пользу своего сына Ёсихиса. Он отошел от дел и поселился в роскошной усадьбе на горе Хигасияма, собрал вокруг себя актеров, музыкантов, художников, литераторов, флористов, мастеров паркового искусства (а до этого сëгун активно коллекционировал и ценные предметы искусства) — и предавался развлечениям.

Повышенная концентрация творческого потенциала, собранного в одно время в одном и том же месте, вошла в историю как «культура Хигасияма». Важнейшим элементом «культуры Хигасияма» считается аранжировка цветов в вазе, татэбана или рикка, «стоящие цветы», родоначальником которой был Икэнобо Сэнкэй, а также искусство подбора благовоний. И то, и другое становятся элементом чайной церемонии.

Вот что говорят об этом «Записки Яманоуэ Содзи». «Однажды в конце осени, вечером, накануне ожидания Луны, уловив печаль в шуршании гусениц, позвав Ноами (советника), господин обсуждал с ним главу о дождливой ночи из «Повести о Гэндзи». Когда они говорили о стихах вака и рэнга, о любовании луной и любовании цветами, маленьком луке и складывании веера, о мячах, об угадывании трав и угадывании насекомых, о проведении различных увеселений и о делах прошлого, господин изволил спросить: «Все исстари известные развлечения уже перевелись. Вот уже приходит зима, и для старого тела негоже, пробираясь сквозь снежные горы, идти на соколиную охоту. Нет ли еще какой-нибудь необыкновенной забавы?» Нетрудно догадаться, что этой забавой стал чай.

Создателями нового чайного ритуала были советники-добосю сëгуна Ёсимаса по вопросам культуры — Ноами (1397–1471), его сын Гэйами (1431–1485 гг.) и внук Соами (ум.в 1525 г.). Проходили чаепития в помещениях кайсë («место собрания») площадью 18–24 кв.м. В нише-токонома помещались картины знаменитых мастеров китайской живописи эпохи Сун. На полу токонома перед картинами ставились «три панциря»: курильница благовоний (коро), подсвечник (сëкудай) и ваза для цветов (кэбë, второй по значению центр интерьера). На полках-тигаидана рядом с токонома стояли чайные чашки, кувшины и антикварные редкости из Китая.

Во время чаепитий использовали китайские чашки тэммоку (их привозили на острова буддийские монахи из монастыря Тяньму). Миряне, не занимавшие высоких должностей, приходили на чаепитие в обычной одежде, монахам предписывалось быть в рясе с накидкой, аристократам — в белых широких штанах и накидке. Сëгун Ёсимаса приходил на чаепитие в охотничьем костюме. Способ приготовления чая был такой же, как на «чайных состязаниях» — в чашку насыпали порошковый чай, заливали его кипятком, взбивали и выпивали.

Долгое время Китай был для Японии своего рода «культурным донором». Под влиянием материковых идей на Японских островах появилось централизованное государство китайского образца, заимствовались и развивались ремесла, культура и искусство. Китайские иероглифы легли в основу японской письменности. Чайная культура династии Тан была воспринята японцами как совершенный образец для подражания, однако по мере формирования собственной традиции и преметная среда, и сам дух чайной церемонии претерпели существенные изменения.

МУРАТА СЮКО

Следующий этап становления классической японской чайной церемонии тя-но-ю связан с именем Мурата Дзюко (1423–1502), известного под именем Сюко. Он впервые заговорил о чайном ритуале как о действе, имеющем глубокое духовное содержание, целью которого является «очищение ума и сердца». Введенный им строго систематизированный ритуал чаепития помогал выявить особые качества чая, с одной стороны, и за счет должного поведения участников добиться оптимальных условий его воздействия, с другой. Можно с уверенностью назвать его патриархом японского Пути Чая, Тядо.

Сюко наполнил чайное действо ваби суки, «любовью к безыскусному». Суки — любовь, привязанность к чему-либо. Слово ваби — существительное, образованное от глагола вабиру, «жить уединенно», «быть в жалком состоянии», «печалиться», «тосковать». В контексте чайного действа это означает, что внешняя простота отражает внутреннее благородство и одухотворенность мастера чая — одновременно «просветленного», «творческого» и «умелого». Истинная красота, согласно эстетике ваби, скрыта в вещах, имеющих незавершенные, ассиметричные формы. Наиболее емкая характеристика понятия ваби содержится в «Записках о дзэнском чае», «Дзэнтяроку»: «Если в несвободе не родятся мысли о несвободе, в нужде не возникают мысли о недостаточности, в разладе не охватывают мысли о том, что ничего не ладится — постигнешь ваби. Если же о несвободе думаешь как о несвободе, в нужде сожалеешь о недостатке, а в разладе жалуешься на то, что не ладится, в таком случае ты не постиг ваби и поистине бедный человек!»

Чаепития Сюко проводил в домике-сукия, напоминавшем хижину отшельника. По своим размерам чайная комната Сюко точно соответствовала монашеской келье длиной и шириной в один дзё (3,03 м), т. е. общей площадью четыре с половиной татами. По словам современников, «в тесном помещении, подобном внутренности сосуда, он обретал ту же степень покоя и отрешённости, какую имел бы, находясь в просторном зале».

В знаменитом письме к своему преданному ученику Фуруити Харима Сюко отмечал: «‎Чайная комната должна быть украшена цветами настолько, чтобы помещение выглядело хорошо. Что касается благовоний, не курите так, чтобы слишком обращали на себя внимание. Утварь следует подбирать согласно возрасту. Движения участников должны быть спокойными и естественными. Заняв места, хозяин и гости направляют друг к другу свои сердца, не отвлекая внимание на постороннее. Именно это является самым важным условием чайной церемонии».

По аналогии с «четырьмя благородными истинами буддизма» Мурата Сюко сформулировал «четыре благородные истины Пути чая»: Гармония (和 — «Ва»), Уважение (敬 — «Кэи»), Чистота (清 — «Сэи») и Спокойствие (寂 — «Дзяку»).

Гармония предполагает сонастройку участников чаепития, когда все присутствующие становятся неким внутренне однородным целым.

Уважение — универсальный принцип, присутствующий во всех религиозных учениях.

Чистота. С древнейших времен японцы уделяли исключительное внимание чистоте тела, очищение стало в синтоизме одним из главных ритуальных действ. Прохождение участников чайного действа родзи, ополаскивание рта и омовение рук перед входом в чайную комнату повторяет церемонию очищения водой рук и рта перед входом в синтоистское святилище. В буддийском понимании истинный смысл ваби — «выявление чистой природы Будды».

Покой. Участие в чайной церемонии представляет собой восхождение по уровням «покоя» — от относительного (спокойствия мыслей, движений, взгляда на окружающее и т. п.) до абсолютного, когда приходит освобождение от собственного «я» и от привязанностей ко всему земному (богатству, чувственным удовольствиям и т. п.).

У Мурата Сюко было множество учеников, а район Симогё, в котором он прожил последние годы, стал центром чайного дела в столице. Однако вскоре после ухода мастера, чайное действо чрезмерно реализовалось в ущерб духовному наполнению. Участников чаепития стали строго различать по социальному статусу и месту в административной иерархии. В соответствии с этим выбиралась чайная посуда, определялись темы, на которые могли вести разговоры гости. Самураям полагалось говорить о лошадях, соколиной охоте, стрелах и луках, с монахами же шла беседа главным образом о времени года. Если в токонома висела картина и стояли цветы, то сначала смотрели на цветы — они знак времени года, и потом — смотрели на картину. Однако, если в чайной церемонии использовалась особо ценная утварь, то прежде всего рассматривали ее. Если же использовалась утварь, которую хозяин показывал гостям впервые, то сначала осматривали ее, даже если она и не представляла особой ценности. Приближаясь к нише, вставали перед ней на колени, слегка разведя руки в стороны. При оформлении ниши придерживались следующего порядка: сначала вешали картину, а затем в вазу ставили цветы, причем особо красивую веточку с цветком помещал в вазу кто-нибудь из гостей.

РАССУЖДЕНИЯ О ЧАЕ И САКЭ

Оригинальным вкладом дзэнского духовенства в становление чайной церемонии стал трактат «Сютярон» (1576 г.) или «Рассуждения о сакэ и чае». Автором этого сочинения был Рансюку Гэнсю (ум. в 1580 г.), освятивший обращение в дзэн Ода Нобунага в храме Оцусиндзи. В конце 70-х годов Рансюку стал 53-м настоятелем храма Мёсиндзи в Киото и за несколько месяцев до кончины получил от императора сии, «пурпурные одежды», символ принадлежности к кругу высших иерархов буддийской церкви. «Рассуждения» написаны на китайском языке; автор прекрасно знал китайскую классику и буддийские тексты, что свидетельствует о его высокой образованности.

Трактат начинается со сцены встречи в теплый весенний полдень двух человек. Один, сидя на циновке среди цветов, пьет сакэ, другой, расположившись на скамеечке под сосной, пьет чай. Любителя сакэ автор называет боюкун, «господин, забывающий печали», а приверженца чая — дэкиханси, «муж, смывающий заботы». Оба прозвания имеют китайские истоки. В «Истории династии Цзинь» («Цзинь-шу») есть фраза: «Только с помощью вина можно забыть печали, и от него не заболеешь». А в «Дополнениях к истории государства Тан» («Танго Шибу») Ли Чжао приводятся слова правителя царства Лу: «Горячий отвар, смывающий заботы и болезни, называемый чай».

«Рассуждения» представляют собой диалог между «господином» и «мужем» о свойствах вина и чая, причем любитель чая безоговорочно осуждает сакэ. В качестве аргументов против сакэ «муж, смывающий заботы» приводит ответ Маудгальяяны, одного из ближайших учеников Будды Шакьямуни, из-за какого проступка человек принял облик демона: «В этом виновато вино, которым этот человек увлекался в предыдущей жизни, и которое сбросило его головой вниз в последующем перерождении!» Вино, продолжает «муж», приводит человека к тридцати шести потерям. Из-за вина люди лишаются и Поднебесной, если они цари, и жизней.

«Господин, забывающий печали», защищая достоинства сакэ, также апеллирует к Будде, который назвал вино «сладкой росой» и «добрым лекарством», и бодхисаттвам, для которых оно олицетворяло «великую добродетель». На что «муж» заявил, что будды, великие бодхисатвы и знаменитые монахи благодаря чаю обрели сверхъестественные способности.

Спор в подобном духе продолжался еще долгое время, однако в конце концов обе стороны подвели свой итог. «Господин, забывающий печали» сказал: «В небе сияет винная звезда, из земли бьют винные источники. На земле под небом живут люди, и они должны ценить вино (...) Цари, князья, военачальники с помощью вина управляют страной. Воины, крестьяне, ремесленники, торговцы с помощью вина осваивают искусство отдыхать. Те, у кого нет жен, те, у кого нет мужей, сироты и бездомные вином, как веником, выметают горести». «Муж, смывающий заботы» с не меньшей страстью, в свою очередь, ответил: «Не то с моим чаем! От столицы до земель варваров те, кто не любит чай — будь они малыми или большими — не являются людьми. О чае говорят: «Непревзойденный», «Обладающий особым смыслом», «Беспредельный». И пусть показывают на молоко и сливки, они не могут сравниться с чаем. Что уж говорить о сакэ!»

«Рассуждения о сакэ и чае» заканчиваются появлением «господина, совершающего прогулку». Он резюмирует: «Угрозы для Поднебесной сейчас нет, государство следует своему Пути, стоит прекрасное время года. А два старика затеяли никчемную беседу. И хотя можно спорить до бесконечности, нельзя перечислить достоинства сакэ и нельзя определить достоинства чая. Я часто пью сакэ и также пью чай. И какая из этих вещей лучше или хуже? Послушайте, два старика, мое стихотворение:

В сочинении Рансюку выражена классическая концепция сочетания вина и чая: сначала сакэ, которое пьянит, затем чай, который отрезвляет. «Рассуждения о сакэ и чае» пользовались огромной популярностью в течение последующих столетий, комментировались и дополнялись.

ТАКЭНО ДЗЁО

В рассказе о формировании японской чайной традиции нельзя не упомянуть и о таком великом чайном мастере средневековья как Такэно Дзёо (1502–1555) из города Сакаи. В юности он получил великолепное светское образование, обучался стихосложению в Киото у Свндзë-Ниси Санэтака, придворного трех императоров, и был учителем стихосложения, но затем из всех искусств выделил чайную церемонию и стал в ней мастером. Тридцати лет отроду он постригся в монахи, в связи с чем и получил имя Дзёо, под которым вошел в историю японской культуры.

Талантливый литератор и поэт, Дзёо уподобил чайную церемонию процессу создания рэнга — стихотворения-цепочки, составленному группой участников. Каждый из авторов рэнга, обладая собственным почерком, должен улавливать в предыдущем звене «‎настроение сердца»‎ (кокоро) своего предшественника и подчиняться общему ритму стихотворной цепи. Так и в процессе чаепития у всех участников возникает резонанс сердец, раскрывается природа Будды, а индивидуальные различия исчезают.

Материальное положение Такэно Дзёо давало возможность приобретать весьма редкие и дорогие предметы. Однако к концу жизненного пути эстетические вкусы Мастера претерпели существенные изменения. В дневнике Имаи Сокю, ученика Дзёо, есть запись о последнем чаепитии мастера во 2-й день 9-й Луны 1555 г. В токонома он «увидел ирогами (четырехугольную цветную полоску картона) со стихотворением Фудзивара Тэйка. Здесь же стояла металлическая, безо всяких украшений, вазочка с нарциссом. Над очагом, вделанным в пол, как это принято в крестьянском доме, на тонкой цепочке висел котел, в котором кипела вода». Любимыми предметами Дзёо были тогда деревянный кувшин для свежей воды, чаша для сливания воды и бамбуковая подставка для крышки котла. Последняя церемония Дзёо проходила по каноническому ритуалу: сбор гостей в чайной комнате, трапеза, перерыв и собственно чаепитие. Яманоуэ Содзи отмечает: «Дзёо ушел вдаль (т. е. скончался) в пятьдесят четыре года. Он умер, когда чайная церемония расцвела в своем истинном виде».

ПУТЬ ВОИНА И ЧАЙ

В период Сэнгоку (XV–XVII вв) в жизни японского общества особую роль приобретают различные описания должного поведения воина во время войны и мира, составленные выдающимися представителями самурайских домов и менее значительными личностями, известные нам как «Бусидо» или «Путь Воина». Кодекс чести самурая базировался на беспрекословной верности феодалу, признании военного дела единственным занятием, достойным самурая, самоубийстве в случаях, когда опозорена честь, запрете лжи и привязанности к деньгам. Самые известные каноны того времени — «Будосесинсю» или «Напутствие вступающему на Путь воина» Дайдодзи Юдзана и «Хагакурэ» или «Сокрытое в листве» Ямамото Цунэтомо, воплотившие в себе особый дух Японии, традиционные представления о рыцарстве старого самурайского сословия. В отношении чайного действа в «Будосесинсю» говорится следующее:

«Хотя для бусидо в первую очередь требуется сила и мощь, обладать только ими значит быть всего лишь грубым самураем. Поэтому самурай должен знать грамоту, если у него есть время, учиться стихосложению и чайной церемонии. Если он не учится, он не сможет постичь причины вещей, как прошлых, так и настоящих. И каким бы опытным и мудрым он ни был, он обязательно когда-нибудь окажется в большом затруднении, если у него недостаточно знаний. Ибо, понимая дела своей страны и чужих земель, учитывая принципы времени, места и ранга, и следуя наилучшему, не совершишь больших ошибок в расчетах. Поэтому я говорю, что самурай должен быть прилежным в учении. Но если он плохо использует свои познания, становится самоуверенным и свысока смотрит на неграмотных, если он поклоняется всему иностранному и думает, что ничего хорошего, за исключением китайского, не существует, если он настолько предвзят, что не понимает: что-то может в настоящее время и не подходить для Японии, каким бы хорошим оно ни казалось, то я скажу: его знания далеки от совершенства. Он должен учиться, помня об этом.

Стихосложение — это давний обычай нашей страны. Великие воины всех времен писали стихи, и даже самый низший вассал пробовал время от времени сочинять неуклюжие строки. Но тот, кто занимается только этим и пренебрегает повседневными обязанностями, становится мягким душой и телом, теряет все свои боевые качества и выглядит как придворный самурай. Особенно, если увлекаться короткими стихами хай-ку, столь модными в наше время, то можно легко стать бойким на разговоры, остроумным и щеголеватым даже среди молчаливых и сдержанных товарищей. Хотя это может считаться милым в обществе, особенно в наше время, но самураю следует этого избегать.

Затем, что касается чайной церемонии, то со времен сегунов Киото она была развлечением военного сословия, и даже если ты не слишком любишь ее, тебя могут пригласить участвовать в ней и быть гостем знатных людей, поэтому по крайней мере следует знать, как правильно входить в чайную комнату, как рассматривать ее убранство и следить за приготовлением чая, как есть блюда и пить чай. Чтобы получить знание о чайной церемонии, следует взять несколько уроков у Чайного Мастера. К тому же, в чайной комнате хорошо наслаждаться отдыхом и спокойствием, ибо в ней нет хвастовства и роскоши, поэтому даже в домах богатых людей и чиновников ты найдешь простые соломенные хижины с опорами из дерева и стропилами из бамбука, с простыми безыскусными решетчатыми окнами, бамбуковыми шторками, калиткой и входом. Чашки и другая утварь также лишены изысканных орнаментов, их формы чисты и сдержанны. Они полностью лишены испорченности повседневной жизни. Я полагаю, что этот дух, если ему следовать, способствует постижению Пути воина. Поэтому, очень неплохо подготовить для чайной церемонии специальное место. Можно воспользоваться даже картинами нынешних художников, простой чайной утварью и глиняным чайником — это недорого и соответствует аскетическому стилю чайной церемонии. Но во всех вещах простое склонно превращаться в сложное, и стремление к роскоши дает о себе знать. Так, если видишь у кого-то чайник Асия, то становится стыдно за свой глиняный, и вскоре начинаешь хотеть, чтобы вся утварь была дорогой. Затем присматриваешься, где что подешевле, и становишься знатоком, так что можешь купить хорошую вещь за малую цену. Затем, когда видишь в чьем-либо доме красивую вещь, начинаешь выпрашивать ее у хозяина или предлагать обменять, конечно, чтобы выгода осталась за тобой. Такое поведение не лучше поведения простого лавочника или торговца и бесчестит Путь воина. Это большая ошибка, и, чем практиковать такую чайную церемонию, лучше вообще ничего не знать о ней и оставаться в неведении даже насчет того, как пить чай. Ибо предпочтительнее показаться грубым, чем опорочить величие бусидо».

МАСТЕР ЧАЯ

В XVI в. центром чайного дела в Японии стал город Сакаи, один из крупнейших портовых городов того времени. Именно там зародилось понятие тядзин, «человек чая», за которым стоит представление о личности высокой нравственной культуры и духовного благородства, появились первые профессиональные тя-но ю ся или тя-но ю мо-но, «мастера чая», которые зарабатывали себе на жизнь и как преподаватели изящных искусств.. Чайное действо вышло за пределы стен монастырей и феодальных замков. В домах богатых горожан для проведения чаепитий отводились специальные домики-тясицу, устроенные наподобие чайных домиков Дзёо и Сюко, но примыкающие к зданию со стороны внутреннего сада (в той части дома, которая выходила на улицу, располагалась лавка или контора).

Чайное действо начиналось с ритуала приглашения «Гостя», которому «Хозяин» посылал письмо. Гость отвечал благодарственным посланием, на которое хозяин посылал второе письмо с указанием назначенного для чаепития дня и часа. И опять гость отвечал письмом с благодарностью. В условленный час гость в парадной одежде подходил к чайному домику, где у ворот его уже ожидал хозяин. Пройдя через сад по камням тропинки родзи, гость подходил к чайному домику, где оставлял свой веер и оружие (боевой веер в те времена был многофункциональным предметом, который воины носили на поясе наравне с мечом). Слуга вручал гостю головной платок и шапку. В помещении гость сначала не спеша осматривал картину, размещенную в токонома, а после этого очаг, висящий над ним котел и утварь, стоявшую на полках-дайсу, обязательно взяв в руки предметы, на них лежащие. Затем гостю подавались легкие закуски (как правило, суп и блюда с овощами) и сакэ. Перед трапезой гость обязательно хвалил принесенную еду.

После трапезы гость выходил в сад, омывал руки, полоскал рот и отдыхал. Хозяин в это время готовил утварь, менял свитки в нише и приглашал гостя осмотреть их. После осмотра гость выходил на галерею, брал веер, возвращался в чайную комнату, садился на место и клал веер сбоку от себя. Пользоваться веером до окончания чаепития не следовало.

Сначала хозяин готовил кой-тя (густой чай), а затем усу-тя (тонкий чай). Первый пили в полном молчании, а во время второго начиналась беседа, тему которой задавала чайная утварь. Если разговор не ладился, говорили о погоде, «о ветре, дожде, цветах и луне». Ведению беседы во время чаепития надлежало учиться два года, так как в ней проявлялась квалификация чайного мастера.

Вернувшись домой, гость посылал хозяину письмо с благодарностью «за то, что почувствовало его сердце во всем — в головном платке, сакэ, чае, закусках, супе и в редкостных вещах».

Тогда же, во второй половине ХVI в. появляется «чайная церемония — политика», тя-но-ю сэйдо. Это было время объединения страны под властью сильного центрального правительства и установления третьего по счету сëгуната во главе с феодальным кланом Токугава. Борьбу за объединение начал Ода Нобунага, одна из самых ярких личностей японского средневековья.

Подчинив почти половину страны, в 1568 г. Нобунага ультимативно потребовал от городского совета Сакаи выплаты на содержание армии. Город был самым крупным в Японии центром торговли и культуры, где работали театры, издавались книги. В результате сложных переговоров городской совет был распущен, Сакаи был спасен от разорения, но потерял статус «вольного города». Переговорам в немалой степени способствовало увлечение сëгуна «охотой за редкостными вещами», которых в торговом городе было предостаточно. Богатство собранной правителем коллекции, по словам «Официальных записок о Нобунага», было «неподвластно ни мысли, ни слову».

При сёгунах Ода Нобунага (1534–1582) и Тоётоми Хидэёси (1537–1598) чайная церемония превратилось в детально разработанный, философски обоснованный, намеренно усложненный и эстетизированный ритуал демонстрации богатства, величия и влияния. Огромное значение придавалось предметам чайной утвари, их подборка доверялась только профессиональным экспертам, состоявшим советниками по культуре и искусству при высших военно-феодальных сановниках.

Переговоры о поставках продовольствия, оружия и различного снаряжения тем или иным группировкам сопровождались чаепитием. Лицензия на право устраивать чаепития выдавалась лично Ода Нобунага и рассматривалась как знак его расположения.

Политический подход к чайным церемониям определил и роль чайных мастеров, «глав чая», садо (термин, заимствованный из буддийского лексикона). Большинство составляли выходцы из торговых домов Сакаи. Эти люди пользовались доверием и выполняли по всей стране роль посредников при установлении контактов с интересующими правителя лицами. В числе их был и Сэн Рикю.

СЭН РИКЮ

Будущий патриарх классического чайного действа родился в Сакаи в 1522 г. Детское имя его было Ёсиро. Еще совсем молодым человеком Ёсиро стал главой дома Сэн, поэтому с юных лет был непосредственно связан с коммерцией. Чайному ритуалу обучался у Китамуки Дотина, через которого он познакомился с Дзёо и стал его учеником. Семья Сэн была щедрым жертвователем в пользу филиала храма Дайтокудзи в Сакаи, а отец Рикю поддерживал дружеские отношения с монахом Дайрином, под руководством которого Ёсиро начал практику дзэн. После смерти отца в 1540 г. Ёсиро получает свое первое буддийского имя Хосэнсай Соэки, под которым фигурирует во многих средневековых сочинениях, в частности, «Хрониках Яманоуэ Содзи» (山上宗二記, комментарии к учению Рикю и регламент чайной церемонии) и «Записках Намбо» («Нампо року», 南方録, записи учения Рикю).

Исключительную роль в формировании личности Рикю сыграл Кокэй Сотин, настоятель храма Дайтокудзи. В 1585 г. он писал о своем ученике: «‎Хосэнсай Соэки с юга Идзуми (провинция, главным городом которой был Сакаи) как раз у меня тридцать с лишним лет был учеником, постигшим дзэн. После дзэн другим его занятием было чайное дело.»

Постепенно Соэки становится одним из ведущих чайных мастеров в городе. Его имя встречается в «чайных записках» современников в соседстве с такими признанными в то время мастерами, как Имаи Сокю, Цуда Сотацу и Цуда Согю.

В начале 70-х годов XVII Соэки участвовал в чаепитии, устроенном Нобунага в Киото в храме Мёгакудзи. Сёгун высоко оценил его и в 1576 г. назначил на должность «главы чая» замка в Адзути с жалованием в три тысячи коку риса ежегодно. Хотя Соэки имел в замке собственные комнаты, на постоянное жительство в Адзути не переехал и бывал в нем наездами из Сакаи.

Как и его предшественники, в начале своего чайного пути Сэн Рикю устраивал чаепития с использованием редкостных чайниц, чайных чашек и других мэйбуцу, которых у него было около 60. Но в отличие от других в токонома он помещал не картины, а бокусэки. Однако с течением времени в его действе все сильнее ощущается дух ваби-тя. Очень показательна в этом отношении была утренняя церемония, проведенная в конце 1580 г. для Цуда Сопо и Яманоуэ Содзи. Поскольку чаепитие проходило зимой, в чайной комнате был растоплен очаг-ро, над ним на бамбуковой лозе висел неказистый котел неправильной формы, в котором кипела вода. В нише-токонома сначала стояла чайница, после перерыва ее заменил бокусэки китайского чаньского монаха Ду-яна. Чай был подан в чашке с неровными краями, сделанной мастером Тёдзиро.

После смерти Ода Нобунага в 1582 г. «главы чая» перешли на службу к Тоётоми Хидэёси. Наставником Тоётоми Хидэёси в постижении таинств чайного ритуала был Цуда Сопо, и, судя по записям Сопо, в конце 70-х — начале 80-х годов чаепития его ученик проводил в традиционном для тех лет стиле. Осенью 1585 г. Соэки ассистировал Хидэеси в чайном действе по случаю избрания того в совет регентов императора Огимати. В связи с этим ему было присвоено буддийское имя и титул — Рикю Кодзи. Выбрал имя дзэнский наставник Соэки, Кокэй Сотин. Труднопереводимую тонкую игру смыслов иероглифов, составляющих это имя, можно выразить словосочетанием «достигший просветления».

Этим событием открывается новая глава в истории великого Мастера, который получает неограниченное доверие Хидэёси и принимает участие в многочисленных официальных чаепитиях в «золотой чайной комнате», привезенной из императорского дворца.

Осенью 1587 г. Тоётоми Хидэёси устраивает грандиозное чайное собрание в Китано, северном пригороде Киото, в ознаменование строительства дворца Дзэракудай, официальной резиденции. В сосновой роще перед «залом для молящихся» синтоистского святилища Тэммангу были построены четыре чайных домика. Обязанности «хозяев» выполняли Тоётоми Хидэёси, Сэн Рикю, Цуда Согю и Имаи Сокю. «Гости», съехавшиеся со всех концов страны, участвовали в лотерее и в зависимости от выпавшего номера (1, 2, 3, 4) шли к одному из четырех «хозяев» (первым был Тоётоми Хидэёси, вторым — Сэн Рикю, третьим — Цуда Согю и четвертым — Имаи Сокю). Как сообщают «Записки о великой чайной церемонии в Китано», Хидэёси во время чаепития без излишней церемонности общался с представителями низших сословий, внимательно выслушивал самураев и священников, оказывал знаки внимания аристократам. Другими словами, чаепитие в Китано, вторым лицом на котором был Рикю, представляло собой прежде всего политическую акцию, поводом для которой служила чайная церемония.

Как «глава чая» Рикю проводил чаепития-ваби в замке Хидэёси в Осака на площадке, стилизованной под горный пейзаж в чайной хижине-соан, а во время военных походов — в чайных комнатах, специально устраивающихся в военных лагерях. Под влиянием Рикю и сам Хидэёси начал практиковать чаепития-ваби во время важных встреч.

В конце 1588 г. Хидэёси отправил в ссылку Кокэя Сотина из-за конфликта с крупным феодалом Исида Мицунари. Пока Хидеëси был в отъезде, Рикю устроил в честь Кокэя чаепитие во дворце Дзюракудай, а по возвращении смог убедить Хидэёси простить настоятеля. Вскоре на чаепитии во дворце Дзюракудай, где «главным гостем» был Хидэёси, Рикю поднес ему чашку черного цвета. Это был вызов, за которым последовали ссылка и смерть. Сначала Хидэёси сослал Рикю в Сакаи, куда чайный мастер отправился на тринадцатый день второй луны, однако через десять дней Рикю, согласно новому указу, вернулся в Киото, где во дворце Дзюракудай узнал о смертном приговоре. Харакири было совершено в 28-й день второй луны 1591 г.

За три дня до смерти Рикю написал стихотворение:

Человеку, не слишком искушенному в знании дзенской символики, поясним. «‎Вот как!»‎ — аллюзия на восклицание монаха Юньмэнь Вэньяня — символизирует такой уровень просветления, когда постигается отсутствие «собственной природы». «Драгоценный меч»‎ помимо конкретного предмета обозначает праджню, высшую мудрость, знание истинной сути бытия.

Мало что известно о причинах ссылки, а потом и казни «главы чая». Официальным поводом являлось обвинение Рикю в установке собственного деревянного изваяния на воротах храма Дайтокудзи. Действительно, в 1589 г. Рикю пожертвовал большую сумму денег на строительство второго этажа-павильона, где на галерее в центре располагались статуи Будды Шакьямуни и его учеников — Кашьяпы и Ананды, а слева и справа от них 16 архатов, среди которых была и статуя Рикю в сэтта (сандалии на кожаной подошве) и с тростью.

Существует еще ряд версий о причинах гибели Рикю, но все они несостоятельны: попытки Хидэёси сделать наложницей дочь Рикю, что вызвало активное противодействие отца; участие Рикю в заговоре против Хидэёси и попытка отравить последнего; наконец, утверждение, что Рикю покончил жизнь самоубийством. Сохранились документы, в которых Рикю обвиняется в мошенничестве за то, что выдавал ничего не стоившие поделки за раритеты. Напомним, что в качестве «главы чая» Рикю занимался оценкой и посредничеством в купле-продаже редких предметов. В «Дневнике обители Тамон» монаха Эйсюна из храма Кофукудзи говорится, что Рикю по высокой цене продавал чайную утварь и являлся «воплощением продажного монаха»

Семья Рикю была выслана из Сакай, но впоследствии им было разрешено вернуться, возвращены дом и часть имущества. Потомки Сэн-но-Рикю возглавляют основные чайные школы в Японии, центр которых находится в районе Камикё-ку в Киото. Рикю похоронен в храме Дайтокудзи с посмертным буддистским именем Фусин-ан Рикю Соэки Кодзи. Дань памяти Рикю, ежегодные торжественные церемонии, проводятся 27 марта в школе Омотэсэнкэ, а в школе Урасэнкэ — 28 марта. Три семьи Сэн (Омотэсэнкэ, Урасэнкэ, Мусякодзисэнкэ) по очереди проводят поминальную службу 28 числа каждого месяца в их общем семейном храме Дзюкоин, дочернем храме Дайтокудзи.

Все эти элементы мозаики, из которых мы сегодня складываем образ великого Мастера Чая, дают очень оригинальный, но противоречивый портрет. Безусловно, все дело в силе его личности, которая была столь велика, что даже сейчас, сотни лет спустя, оказывает влияние на японскую традицию. Что уж говорить о современниках! В «Записках» Яманоуэ Содзи, ученика Рикю, говорится: «Хотя Соэки гору делает долиной, а запад — востоком, нарушая правила чайной церемонии, он проводит ее свободно, интересно. Но если обыкновенные люди будут всецело подражать ему в этом, то навряд ли это будут чайные церемонии».

Сэн Рикю развил и довел до совершенства стиль ваби, заложенный Мурата Сюко и Такэно Дзёо. «Чайная церемония в чайной комнате — это прежде всего обретение Пути посредством следования Дхарме Будды. Заботиться об устройстве чайного домика и радоваться еде — мирское дело! Достаточно того, чтобы в доме не протекала крыша и хватало пищи, чтобы не голодать. Это — все, согласно учению Будды, и в этом изначальный смысл чайной церемонии. Принести воды, собрать хворост, вскипятить воду, приготовить чай, поднести его Будде, обслужить собравшихся на церемонию людей, выпить самому, поставить цветы, воскурить благовония — обучиться всему этому означает следовать Будде и патриархам буддийских школ» («Записки Намбо»).

Если говорить о предметной среде, то, формально, Сэн Рикю использовал чайную утварь простых лаконичных форм из керамики и бамбука, изготовленную японскими мастерами, заменил свиток-пейзаж в токонома каллиграфией-бокусэки, которую после перерыва сменяла композиция из живых цветов. Кроме того, он ввел в традицию ударом гонга сообщать гостям о начале действа, а также внес некоторые конструктивные изменения в чайный домик-тясицу и окружающее его пространство-родзи.

РОДЗИ

С именем Сэн Рикю связывается понятие родзи, «росистой земли», тропинки между домиком и воротами в сад с улицы и прилегающая к ней территория. По мысли Рикю, вступая на «росистую землю», участник чайной церемонии очищается от скверны бренного мира благодаря качествам «земли Будды», которыми наделено это место.

Родзи делится на две части — внешнюю и внутреннюю, создающие контрастное настроение. Например, если на внешней родзи гость чувствует себя как у подножья горы, то на внутренней у него должно появиться ощущение пребывания в глубине скал, поросших мхом. Если пейзаж внешней части напоминает лес, то внутренний создает настроение долины или поля.

От внешней родзи внутренняя отделена живой изгородью, и вступить на нее можно только через тюмон, «средние врата» — легкие, простые конструкции из дерева, чаще всего бамбука. Сэн Рикю более всего любил сарудо, «обезьяньи ворота», створки которых поднимались вверх. Перед сарудо лежит большой камень с плоским верхом, на который становится гость, а с другой стороны, во внутреннем родзи лежат мэотоиси, «камни-супруги» — камень-ступенька для гостя, а рядом с ним — камень с плоским верхом, на котором хозяин встречает гостей.

Во внутреннем родзи находится цукубаи (от яп.«‎сидеть на корточках»‎), место для омовения рук и ополаскивания рта, очищения от «праха мирского» с каменным сосудом тёдзубати в центре. Маэиси «передний камень», ставится перед тёдзубати на расстоянии 75 см. Слева — плоский камень для подсвечника со свечой (ее зажигают в темное время суток). Справа — камень для деревянной бадейки с горячей водой (в холодное время года). Композиция дополняется каменным светильником позади тёдзубати, деревьями и кустарником. Иногда тёдзубати устанавливают в естественной или специально вырытой мелкой впадине, заполняемой водой, которую называют уми (море). Дно уми покрывают галькой и кусочками старой черепицы. Воду для тёдзубати хозяин приносит в бадье или она течет по встроенному желобу, и тогда в чайной комнате слышны звуки капель.

Тропинка родзи состоит из «летящих камней», тобииси, возвышающихся над землей, и ведет в хижину-соан без фундамента, так, что конец тропы заканчивался под навесом, элементом крыши.
 Гость попадал вовнутрь через лаз-нидзиригути, размером 66х60 см.

Рикю заимствовал эту идею в конструкции каюты на рыбачьих лодках. Вынужденный поклон непроизвольно рождал смирение в госте и готовил его к восприятию миниатюрной величины комнаты.



Рикю создавал ощущение ваби и посредством внутренней отделки. Стены его чайных комнат были покрыты грубой штукатуркой – смесью глины с соломой, нанесенной на решетчатый остов. Это означало полное нарушение господствовавшего тогда архитектурного стиля, и воспринималось современниками Рикю совсем иначе, чем сейчас, когда такое сочетание стало признанной нормой.

ШКОЛЫ ЧАЙНОГО МАСТЕРСТВА

Хранителем и продолжателем традиций Рикю стал его внук Сэн Сотан (1578–1658 гг.) по прозвищу Кодзики Сотан, то есть Нищий Сотан. По преданию, в 1648 г. Сотан соорудил в своем доме маленькую чайную комнату размером в полтора татами и пригласил на чаепитие знакомого монаха. Монах опаздывал, и Сотан начал писать ему записку о переносе чаепития на следующий день. В этот момент приглашенный появился, взял из рук Сотана кисть и написал «Ленивый монах, похожий на меня, никогда не уверен в завтрашнем дне». И тогда Сотан назвал свою чайную комнату Коннити-ан, «Сегодняшний день».

По словам одного из его ближайших учеников, Сугики Фусая, «Сотан придавал огромное значение постижению истинной сути чайной церемонии и находил удовольствие в чае. Его не привлекали мэйбуцу. Он использовал любую утварь и испытывал радость от первой попавшейся под руку. Сотан не был склонен углубляться в прошлое и не испытывал интереса к будущему. Свою маленькую чайную комнату он назвал Коннити-ан. Глядя на котел с кипящей водой, думал, как ему, старику, прожить еще один день, вел себя как дзэнский монах, обретший просветление. Иногда играл на бива и созерцал через окно луну или же сочинял стихи на китайском языке».

Сотан пользовался благосклонностью принцев Томотада и Нобухиро, известный чайный мастер Хонами Коэцу называл его другом, выдающийся художник той эпохи Кано Таню оформлял комнаты Сотана а императрица Тофукумон-ин (дочь сёгуна Токугава Хидэтада) приглашала во дворец и дарила дорогие вещи. Именно Сотан ввел в употребление чайную салфетку красного цвета, чтобы после ее использования придворными дамами на ней не было видно следов губной помады.

У Сотана было четыре сына (Сосэцу и Сосю от первого брака, Coca и Сосицу — от второго), и все они занимались чайным делом. Отношения между отцом и Сосэцу не сложились, он много странствовал и умер в 1652 г., о чем Сотан написал:

Сосю, второй сын, построил в Мусянокодзи, районе Киото, собственный дом с чайной комнатой Канюоан и положил начало первой из трех чайных школ дома Сэн — Мусянокодзи Сэнкэ, «Дом Сэн в Мусянокодзи». Главным наследником, которому достался дом с чайной комнатой Фусин-ан, когда-то принадлежавшей Рикю, стал третий сын, Coca. Он основал вторую школу — Оматэ Сэнкэ (оматэ — лицевая, внешняя сторона, перед). Сосицу в 1645 г. открыл собственную чайную школу — Ура Сэнкэ (ура — внутренняя, тыльная сторона, изнанка), центр которой находился в Канунтэй. Эти школы и прежде всего Урасэнкэ представляют ведущие направления в искусстве чая в настоящее время.

У Сотана было довольно много учеников, четверо из которых — Фудзимура Ёкан, Ямада Со-хэн, Сугики Фусай и Кусами Соан (их называют «‎четырьмя гениями»‎, си-тэнно) — внесли значительный вклад в систематизацию правил чаепития-ваби.

Традиции чаепитий-ваби поддерживались также в школе Ябуноути, первым патриархом которой считается чайный мастер Ябуноути Дзёти (1536–1627). Дзёти был учеником Сэн Рикю и после смерти последнего продолжал следовать манере учителя. Второй патриарх, также носивший имя Дзёти (1580–1665), переехал в Киото по приглашению настоятеля храма Хонгандзи. Школы дома Сэн получили название «верхнее течение»‎, а школа Ябуноути — «нижнее течение»‎.

В первой половине XVIII в. сформировалась система руководства чайными школами, существующая до настоящего времени. Лидером школы, пользующимся беспрекословным авторитетом становится «глава дома», иэмото. Иэмото аттестовали прошедших профессиональную подготовку чайных мастеров, определяли стратегию и тактику деятельности школы в конкретной ситуации и т. п.

Дзёсинсай Тэннэн Coca (1706–1751), седьмой иэмото школы Омотэсэнкэ, его брат Югэнсай Итто Сосицу (1719–1771), ставший восьмым иэмото школы Урасэнкэ, их ближайшие ученики и сподвижники, а также дзэнский монах Мугаку Соэн 1721–1791), настоятель храма Дайтокудзи, разработали комплекс из семи тренировочных упражнений, ситидзи-сики, выполняя которые, ученик приобретал необходимые навыки мастера.

Четыре или пять будущих чайных мастеров объединялись в группу и проводили чаепитие, выполняя поочередно роль «хозяина», отрабатывая по определенной методике соответствующие движения. Число упражнений и их содержание соотносится с семью умениями, и о которых говорится в «Записках о голубой скале», биянь-лу, школы Риндзай, составленных в XII в. в Китае:

1) великая способность и великое действие;
2) быстрота интеллекта (сообразительность);
3) духовность в речах;
4) решимость убивать или даровать жизнь в зависимости от обстоятельств;
5) ученость и опыт;
6) ясность осознания собственных восприятий;
7) способность свободно появляться и исчезать.

ФУРУТА ОРИБЭ

Однако стиль ваби является в Японии не единственным классическим направлением чайного действа. Согласно преданию, на вопрос Хосокава Сансая, кого бы он хотел видеть своим преемником, Рикю ответил — Фурута Орибэ.

Фурута Орибэ родился в 1544 г. в провинции Мино в семье крупного феодала, даймё, и был вхож в близкое окружение правителей Японии — Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и сёгунов Токугава. Его годовое содержание составляло 35 тысяч коку риса (Сэн Рикю получал только 3 тысячи коку).

Практически ничего не известно о том, где и у кого Фурута Орибэ обучался мастерству чайной церемонии. Во второй половине 80-х годов, особенно после «чаепития в Китано», он стал ближайшим помощником Сэн Рикю. Известно, что Орибэ предложил ряд новшеств в проведении чайной церемонии, например, в зимние месяцы устилать сосновыми иголками чайный сад, чтобы у проходящих по родзи возникало ощущение тепла.

В 1615 г. во время разгрома замка семьи Тоётоми в Осака (центра оппозиции новому режиму) обнаружились связи чайного мастера со сторонниками Тоётоми Хидэёси, и Орибэ, по обычаям того времени, был приговорен к совершению харакири. После смерти Рикю Орибэ выполнял обязанности главного мастера сёгуна Токугава Хидэтада, во время правления которого совершил харакири. Учениками Орибэ были такие выдающиеся чайные мастера, как Кобори Энею и Хонъами Коэцу.

Фурута Орибэ отошел от канонов Рикю. В его саду-родзи появились редкие сорта сосны и многочисленные вытесанные из камня светильники. Чайная комната Фурута Орибэ была больших, чем у Рикю, размеров. Перегородкой отделялось специальное помещение для слуг участников церемонии, где пол был ниже. Такое различие, как и само выделение помещения для слуг, противоречило представлению о чайном домике как месте просветления всех без исключения.

Если у Сэн Рикю все элементы интерьера были подчинены задаче создать ощущение безыскусности и простоты, то в чайной комнате Фурута Орибэ эти элементы помогали вызвать ощущение мозаичности окружающего. На окна Орибэ вешал разноцветные полоски бумаги, причем из каждого открывался вид, не похожий на другие. В токонома свиток бокусэки и композиция из цветов находились рядом друг с другом на протяжении всего чайного действа, тогда как у Рикю бокусэки задавал настроение первой части чаепития до перерыва-накадати, а цветы — вторую.

Чайную церемонию Фурута Орибэ проводил в двух помещениях — чайной комнате и в соседней с ней, кусари-но ма, где гости пили усу-тя и вели беседы на разные темы. Кусари-но ма была больших размеров, чем чайная комната, с которой она соединялась специальным проходом. Здесь для обозрения выставлялась чайная утварь, резко отличавшаяся по внешнему виду от традиционно использовавшейся — асимметричной формы, деформировавшаяся во время обжига, оригинального внешнего вида. Он помещал в токонома бокусэки, выполненными живыми людьми, что не было принято делать в то время, а также укорачивал свитки-какэмоно, чтобы соотношение длины и ширины не было общепринятым.

Фурута Орибэ считается основателем даймё-тя, т. е. чаепития для крупных феодалов, выдающимся представителем которого стал Кобори Энею, чайный мастер сёгуна Токугава Иэмицу.

КОБОРИ ЭНСЮ

Кобори Энсю родился в 1579 г. Его отец, Кобори Масагацу участвовал в строительстве замков и резиденций крупных феодалов, в качестве архитектора служил Тоётоми Хидэёси и позже Токугава Иэясу. Кобори Энсю с детских лет воспитывался в атмосфере поклонения изящным искусствам: в замке Хидэнага чтили классическую китайскую и японскую литературу, устраивались представления театра Но. В молодом возрасте Энсю стал помогать отцу и довольно скоро получил признание и как архитектор-строитель и как садовый архитектор, по планам которого были созданы сады во многих буддийских храмах в Киото, а также в качестве каллиграфа.

Кобори Энсю чрезвычайно высоко ценил талант Сэн Рикю, сравнивая его с небом, а самого себя — с грязью. Его чаепития были проникнуты атмосферой кирэй саби или «прекрасной грусти». Если ваби приближает к постижению истинной сути явлений окружающего мира, то саби — грусть, которая приходит вслед за этим постижением. Атмосфера кирэй саби создавалась за счет высокой смысловой нагрузки каждого предмета интерьера и утвари и их исключительной выразительности.

Чаепития Кобори Энсю проходили в эпоху Эдо, заключительный период японского средневековья, государственной идеологией которого было конфуцианство, основополагающей моральной нормой — верность нижестоящего на социальной лестнице вышестоящему, а древние традиции самураев закрепились в «Кодексе чести воина», Бусидо (Путь воина). Поэтому, если для Сэн Рикю Путь чая вел к просветлению, к выявлению в себе «природы будды», то согласно «Писаниям, составленным Кобори Энсю», Путь Чая означал «беспредельное почтение и верность господину и отцу, заботу о делах дома и сохранение дружбы со старыми друзьями».

Чайные домики Кобори Энсю внешне ничем не напоминали хижину-соан. Это были монументальные строения со множеством комнат и коридоров, окруженные широкой верандой, плавно переходящей в родзи. «Росистая земля» также была обширной и . Чайная утварь не отличалась ни духовностью посуды Сэн Рикю, ни экстравагантностью форм и сочетаний цветов Фурута Орибэ, но отличалась «умеренностью», спокойной гармонией цветов и линий. Для каждого предмета утвари Энсю подбирал тщательно выделанный футляр, в котором данный предмет постоянно хранился.

Располагая утварь на полках в кодзасики и в кусари-но ма, Кобори Энсю не злоупотреблял демонстрацией участникам церемонии большого числа редкостных вещей-мэйбуцу, как это делали устроители «чаепитий в гостиной». Кроме того в чайных комнатах Энсю было место для слуг, сопровождавших участников церемоний.

СЕНТЯ

В XVIII веке население Эдо достигло 1 млн. человек, сделав столицу сёгуната самым крупным для того времени городом в мире. И в чайной церемонии, ставшей к тому времени неотъемлемым элементом городской жизни, главную роль играла его социально-организующая составляющая.

До этого времени чайный напиток приготавливался путем размешивания в кипятке порошкового чая маття, и участники церемонии пили суспензию. В ХVII в. в моду входит употребление заваренных листьев сентя. Первыми популяризаторами его были Исикава Дзёдзан (1583–1672), оставивший службу и занявшийся изучением конфуцианства самурай, а также Ингэн (1592–1673), монах дзэнской школы Обаку, китаец по происхождению. Дзёдзэан поселился у подножия горы Хиэй, где в свое время находился главный монастырь школы Тэндай, и построил там дом, который посещали философы, литераторы, художники.

Чаепития-сэнтя проводились в три этапа. Сначала в одной комнате «гости» пили сакэ, затем переходили в другое помещение, где подавались закуски, после чего в третьей комнате пили заваренный чай. Чаепития-сэнтя приобрели весьма широкую популярность в XVIII в. Тогда же сложились и основные правила их организации.

Во второй половине XIX в. в японском обществе произошли большие изменения, которые коснулись и чайного действа. 11-й иэмото школы Урасэнкэ господин Гэнгэйсай (1810–1877) начал проводить церемонии, участники которых сидели на стульях за столами, а его сын Юмёсай (1853–1924), 12-й иэмото школы, разрешил участвовать в чаепитиях женщинам, что было запрещено еще Сугики Фусаем, учеником Сотана, и со временем женщины стали составлять большую часть мастеров Урасэнкэ.

В наши дни в Японии существует много форм чайной церемонии, но основными являются: ночной чай, чай с восходом солнца, вечерний чай, утренний чай, послеобеденный чай и специальный чай (устраиваемый в связи с календарными праздниками, личным торжеством или в дни памяти).